— конечно расквасят. нет никого сильнее львиного племени из всех племен, — гордость за себя, за свое племя переполняла мальчишку. он был счастлив родиться именно среди львов, был горд носить славное имя и защищать свое племя.

он знал, что будет драться столько, на сколько хватит сил, а если не хватит, то он выжмет их из себя еще и будет сражаться, покуда сердце в его груди не перестанет биться. солька пересекся взглядом со всполохом и гордо улыбнулся. наверняка отец сейчас думает о том, какой сильный у него уродился сын. и красивый.

ему проще было убедить себя в том, что полночь не была готова к схватке с таким смертоносным учеником, а потому оторопела и остолбенела, когда на нее нахлынули грады когтистых ударов <...> да и для геройских рассказов подобные метафоры звучали куда красивее, чем «я кричал от боли и дал ей лишь пощечину».

спиной чувствует, что тепло солнца пропадает: впереди, в отражении глаз лидера видит последние лучики закатного светила. луна вступает в свои права. какого это, каждый день бороться за свое право владеть небом? не злится ли солнце? не злится ли прошлый предводитель, что его сменила новая луна?

— хочу, чтобы ты была уверенна, что я предан тебе так, как луна предана ночи, как целитель предан лесу, как предводитель предан своему племени <...> рыцарем преклоняя колено перед королевой, — я готов служить тебе верой и правдой, исполнять любую волю.. прихоть, что угодно. моя душа — в твоих лапах, мое сердце — отдано тебе, моей предводительнице.

лютик. — клестовый делает легкую паузу, когда ощущает на себе внимание сына колоса. <...> я тут подумал, — он клонит голову ниже, отвечает на взгляд голубых глаз с прежним простодушным интересом, — приманка... она ведь должна быть заметной. он подтягивает углы губ в улыбке: ему искренне забавно от шутки, кольнувшей язык.

ему нравится шелест подхваченного холодом рогоза, нравится лёгкий аромат подтаявшего снега и наста, ставшего таким хрупким: один крепкий шаг, и льдистой крошкой всё хрустит под лапами. и нравится отзвук неизменно идущего сзади прибоя, пожизненно приговоренного смотреть в спину брата.

<...> который хочется послать куда подальше, но Капля сдерживается, просыпаясь и раскрывая пронзительно-голубые глаза. Выражение на её мордочке слишком красноречиво, любые комментарии могут считаться излишними, однако, тяжело вздыхая, ученица привычно бурчит. — Скажи, у вас у песчаников развит синдром жаворонка что ли?

— его душа сейчас в солнечном свете, и он вместе с остальными предками освещает наш путь. мать рассказывала, что великие предводители прошлого светят в разы ярче и согревают своим теплом сильнее, чем кто-либо другой. думаю, колос — один из таких котов.

рыжая заглянула в глаза наставницы, словно пытаясь найти там ответ, только не тот, который бы разрушил её веру в нерушимость устоев, царящих в лесу сотнями лун, — мы — не воры и не разбойники, и мы это докажем!

— воинский закон? — удивленно переспросила пятнистая кошка и заглянула в лучезарные глаза рыжей, после смакуя сказанное белочкой слово, которое могло бы объединить все племена под одним началом, — хорошее слово. нам и правда всем нужен единый закон, который ни одно племя не сможет нарушить.

— а как это тогда называется? сёмушка вновь нахмурилась в тон, не представляя ничего лучше, и тут же остановилась пораженная. — а знаешь, что я вчера видела? шиш-ак. там это? шишкаш?

семушка перекатывала в лапках старую колючку чертополоха; забившись сором и шерстью, та уже давно не липла и была брошена, не годясь в активные игры. брат шутил, что пройдет время и из нее выберется огроменный тонколапый и кусачий паук, долго не признаваясь в своей выдумке после того, как довел семушку до слез.

зато смешно было смотреть, как кто-то плачет. не то, чтобы сольке прям нравилось это, просто если не в его обязанностях успокоить, то можно бесить_злить_обижать сколько душа просит. а потом злорадствовать и смеяться.

«однако, знает ночь, что пройдет много времени, и эта битва забудется как и сотни битв до нее. быть может тогда дружба вновь пустит свои ростки, а пока — только время рассудит нас»

как только будет сезон, я нарву полную пасть ромашек и схожу к львам в гости, надо будет только узнать сейчас у этого создания его чудесное имя. хотя — кажется — могу предположить, что его зовут милая ромашка, это вполне в духе наших солнечных соседей

— ой, отмель, только если я соглашусь, пожалуйста, обещай, что меня похоронят в достойной позе борьбы со щукой. знаешь, пожалуй, подскажу тебе, а то вряд ли догадаешься, чем мне хочется остаться в памяти тигриного племени и всех наших славных родов: мой скелет обязан оседлать щуку сверху.